- он резко повернулся и ушел в свою белую юрту. Жены и наложницы его в
этот день много пересмеивались, перешептывались, злословили о Салтаным.
А хан Кучум, пораженный поведением брата, с сожалением сказал ему:
- Но ты ведь мог подарить мне этот драгоценный камень!
На это Ахмет-Гирей ответил просто:
- Это был бы для тебя вовсе не драгоценный камень, а тяжелый жернов,
повешенный на шею. Подумай, смел ли я своему брату и хану приносить такой
дар?...
Оба, однако, не разгадали замыслов юной, но коварной женщины. Живя у
конюха, она приручила к себе лучшего скакуна, и в один летний день
скрылась в голубой степи. Оскорбленная княжна пересекла спепи и бурные
реки, бог ведает какими путями добралась в Бухару и, упав к ногам отца,
рассказала о постигшем ее позоре. Старый князь Шигей ничем не высказал
своей ненависти к врагу. Молча, как бы отпуская его грехи, выслушал дочь.
Ахмет-Гирей забыл о своей жене Салтаным, жил весело и забавлялся
ястребиной охотой. Однажды, когда он потешался к Иртышу подъехали быстрые
всадники на знакомых рыжих шибергамских скакунах. Что это за кони!
Ахмет-Гирей издали залюбовался их бегом. Один из всадников подскакал к
Иртышу и прокричал Ахмет-Гирею:
- Хвала аллаху, радостные вести привезли мы тебе!
Ахмет-Гирей поспешил на зов, сел в лодку и переплыл Иртыш. И только
он ступил на песчаный берег, как взвился аркан и тугая петля захлестнула
его шею. На глазах свиты Ахмет-Гирея привязали к лошади и умчали в степь.
Спустя несколько дней посланцы Кучума нашли среди солончаков
изуродованный труп. Только хан узнал в нем своего брата...
Так в Бухаре возникло недовольство Кучумом. Князь Шигей везде поносил
его. А а эту пору по реке Туре и в Барабинской степи стало тревожно и
угрожающе...
4
Снова над Русью нависла страшная опасность. Царь жестоко расправлялся
с изменниками-боярами, которые из-за личных выгод не раз продавали
отчизну. Изо всех сил они противились крепкому объединению всех русских
княжеств в одно могучее сильное Русское государство. Иван Васильевич
беспощадно громил древние боярские роды, пресекая их самовластие. Родовые
вотчины князей Ярославских, Ростовских, Белозерских, Суздальских,
Стародубских, Черниговских он раздавал во владение опричникам. Княжат,
которые сеяли смуту и мечтали о возвращении на Русь удельных порядков, он
насильно выселял из старых вотчинных владений на новые места, где им не
кого было опереться. На Западе собиралась военная гроза, и царь неутомимо
готовился к новым ливонским походам, привлекая к этому всю страну.
В 1566 году Грозный созвал Земский собор, который должен был решить
вопрос о войне. Родовитое боярство роптало: "Когда это видано на Руси,
чтобы в одной палате вместе с боярами заседали митрополиты и московские
купцы? Горше того, сюда позвали и мелких дворянишек и служивых из русских
полков. Что только будет?".
Царь на самом деле допустил к суждениям на Соборе и мелких дворян, и
тех служилых людей, которые, побывали в Ливонском походе. Иван Васильевич
проявлял чудовищную энергию в спорах с боярами и добился решения Собора:
"За ливонские города государю стоять крепко, а мы, холопы его, на
государево дело готовы".
В Ливонии началась война. Русские полки осаждали ливонские крепости,
самозабвенно боролись за искони русские берега Балтики.
И в зту пору к царю попало подметное письмо. Неизвестного рода
человек сообщал Ивану Васильевичу, что в Новгороде Великом готовится
измена. Новгородские бояре и митрополит написали тайную грамоту польскому
королю, что готовы ему немедленно предаться, а храниться эта грамота в
храме святой Софии за образом богоматери.
Грозный послал неподкупного человека в Новгород, и все оказалось так,
как было в письме.
Царь, во главе с опричниками, жег и громил Новгород. Бояре-изменники
оговаривали на пытке неповинных людей, и те гибли. Мнительный и
озлобленный Грозный казнил сотни людей, из которых большинство было ни в
чем не повинно. Он не щадил ни женщин, ни детей, ни старцев.
Много дней по Волхову плыли трупы казненных новгородцев, вода
окрасилась кровью, а над лобным местом носились тучи прожорливого воронья.
Такая же участь постигла и Псков, площади которого обагрились кровью.
А в стране в эту пору свирепствовал голод, моровое поветрие, и не было
покоя на сердце русского человека...
В эти дни в Москву и дошли тревожные вести от порубежников. Лето в
1570 году стояло жаркое, засушливое, обмелели спепные реки, появились
новые броды.
Дозорные, приглядывавшие за Диким Полем, не раз видели на широких
шляхах темные тучи пыли, которые хмарой надвигались с крымской стороны.
- Орда разбойничает, пытает силу! - говорили в порубежных острожках и
крепостцах. - Вот-вот тронется на Русь!
Но в этот год так и не состоялся татарский набег, - под знойным
палящим солнцем пожухли травы и большим скопищам конницы опасно было
уходить от улусов. Крымский хан еще не забыл похода на Астрахань. В
Москве, однако, надеялись поладить с крымчаками миром. Царь слал
Девлет-Гирею поминки и ласковые письма, но хан отмалчивался, был заносчив
и держал наготове огромную рать диких всадников.
Татарские мурзы и хан только и мечтали о войне, когда можно вволю
пограбить. Редкий год проходил без того, чтобы не нападали на Русь. Они
жгли, убивали, грабили и уводили толпы полонян. Трудно жилось русскому
поселянину не только на рубежах, но и под Рязанью и даже под Москвой, куда
заходили татарские орды. Татарин был самый лютый враг на Руси. Непослушный
ребенок сразу затихал, когда мать пугала его: "Молчи, татарин идет!".
Не давали ордынцы покою ни русскому пахарю, ни ремесленнику, ни
бортнику. Трудно было ладить хозяйство, когда каждый год жди грабителя.
Правда по всей Украине, по Оке-реке, до Серпухова и Тулы и далее на
Козельск, были построены остожки, поделаны завалы и засеки, а при них
поставили караулы.
Далеко вперед в Дикое Поле выдвинулись сторожи. На больших дубах,
одиноких деревьях, воинские люди наблюдали за степью. Сами вели дело
осторожно, укрывались в балках, на одном месте долго не хоронились: утром
в роще, днем у реки, ночлег в третьем месте...
Если татарский поиск не велик числом, - в сабли его! Завидя орду,
уходили, костры жгли, чтобы предостеречь Русь. Сигнальные огни цепочкой
тянулись до самой Москвы. Черный дым далеко виден. Орда спешит на Русь, а
дымы весть дают о беде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264