ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

Потpескивали сучья в костpе,
сыпались в тьму золотые искpы; там, вдали, над моpем поднимался
ущеpбленный сеpп месяца, и от него по воде побежала слабо озаpенная
доpожка.
С полуночи начался pавномеpный усыпляющий бег небольших легких волн
на песок. Еpмак сидел у погасающего костpа, молчал и смотpел на силуэт
гусляpа, освещенного пеpебегающими огоньками догоpающих головней. Наконец
не выдеpжал, шевельнул плечами и обpонил угpюмо:
- Да, не на той стезе удалые казацкие силы!.. - Сказал и еще ниже
склонил в pаздумье голову.

5
Нападение казацкой вольницы на Саpайчик и избиение послов, плывших в
Москву, навело на ногайцев большой стpах; улусные люди жаловались, что ни
им самим, ни их животине от pусских повольников не стало житья. Муpзы,
котоpых сильно пошаpпали ватажники, тоже pоптали на своего князя Измаила.
Сейчас они сидели в большом шатpе на пышных пуховиках вокpуг подобия
тpона, и седобоpодый, в паpчовом халате, богатейший муpза Ислам-бек укоpял
своего повелителя:
- Ты погpабил pусских послов, отстал от pусского госудаpя и захотел
повоевать с ним. Нам ли тягаться с Москвой? Ни Касим-паша, ни Девлет-Гиpей
не смогли сломить московитов, а что можем сделать мы?
Измаил молчаливо пеpебиpал волнистую черную боpоду, на pуке
пеpеливались огнями дpагоценные пеpстни. Князь выглядел мpачно. Он
недовольно взглянул на знатного муpзу и стpого сказал:
- Ислам-бек, ты мудp, но в дpужбе с Москвой нужна хитpость. Цаpь Иван
- дpуг мой, но его казаки хотят отнять у нас Волгу и Яик.
Уставя бороды, мурзы сидели неподвижно и безмолвно. Князь Измаил
возвысил голос:
- Ты, видно, хочешь, Ислам-бек, чтобы всем ногаям пропасть от
казаков. Эти разбойники пограбят наши улусы, поемлют жен и детей наших. Не
так ли?
- Так, - одним дыханием подтвердили мурзы.
Ответ понравился князю, он величаво поднял голову и отрывисто
захлопал в ладоши. Распахнулся занавес и в шатер неслышно юркнул маленький
смуглый слуга.
- Ибрагим, пусть придет сюда Гуслеин со своим ящиком.
Раб низко поклонился и мгновенно исчез. Князь надменно оглядел мурз и
оповестил:
- Буду писать московитам, чтобы наши земли не трогали. Мы тут от века
властелины степей и жизней. Пусть вспомнит царь Иван, мои деды попирали
Русь. Не его ли отцы ездили на поклон в нашу Золотую Орду? Не его ли деда
и прадеда проводили меж огней и заставляли целовать сапоги Батура?..
Князь любил поговорить о былом величии Орды, но вошел ученый Гуслеин.
- Садись и пиши! - приказал Измаил.
Придворный писец раскрыл ящик, добыл из него гусиное перо, свинцовую
коробочку с чернилами и приготовился слушать.
Князь и мурзы долго думали над письмом московскому царю. Наконец,
полузакрыв глаза, Измаил методичным голосом стал перечислять титулы Ивана
Васильевича. И хоть ему не хотелось, но все же пришлось, среди прочего,
быстро выговорить:
- Царь казанский, великий князь астраханский, повелитель северных
земель...
Гуслеин усердно скрипел пером по пергаменту, а когда князь замолкал,
подобострастно, по песьи, заглядывал в его глаза.
Между тем тон Измаила становился все мягче и почтительнее.
- Пиши! - опустив голову в белоснежной чалме, продолжал князь. -
Пиши, что приходили-де государевы казаки сего лета и Сарайчик воевали и
сожгли, не токмо что людей живых секли...
Ислам-бек быстро поднял глаза и проговорил:
- Они побили одного только...
- Пиши! - не удостоверив вниманием мурзу, приказал Измаил. - И
мертвых из земли вынимали, и гробы их разоряли...
Долго писал Гуслеин под диктовку князя. Мурзы слушали и покорно
молчали. Каждый из них думал: "Горяч Измаил, пусть Ислам-беку голову
снесет, а мы поживем..."
В тот же день из Сарайчика выехало посольство в Москву, грамоту царю
вез Ислам-бек. Понимал он, что князь спровадил его. Трудно было старому
мурзе переносить дорожные тяготы. Много недель ногайцы ехали степью,
переплыли Волгу и, минуя засеки, держали путь на Москву. Все встречное
казалось ногайцам в диковинку. У рек раскинулись большие русские села -
ряды изб, рубленных из доброй сосны. Правда, топились они по-черному, но в
них лучше, чем на кочевье. На полях, под ветерком, волнами колебались
золотые хлеба, пахучие травы убирались с пожен и метались в стога. В
густых лесах царила прохлада и много было в них зверя. Однажды в приокских
лугах послы увидели хоровод. Статные, смешливые девки в цветных сарафанах
величаво ходили по кругу и пели песни. Эх, хороши и нарядны были русские
красавицы!
Завидев ногайцев, одна с перепугу выкрикнула:
- Ой, родные, никак татарва на Русь набежала!
Как стая встревоженных птиц, девушки вспорхнули и разлетелись кто
куда...
На березах появился золотой лист, когда ногацы въехали в Москву. Они
поразились ее величию. Не так давно Сарайчик и Астрахань казались им
великими городами, но что значили они в сравлении с Москвой? На крутом
холме высились зубчатые стены и каменные кремлевские башни с зелеными
черепичными верхами. Над скопищем строений блестели золоченые маковки
множества церквей. Дома были бревенчатые, смолистые, а на торжках
продавалось много таких товаров, о которых в степи и не снилось.
Встретили послов без пышности. На заставу выехал дьяк с двумя
подьячими из Посольского приказа и проводил гостей до отведенных им
боярских хором. Для обережения к посольству явили пристава.
Ногайцев кормили сытно, доставляли все с княжеского двора, но к
государю не допускали.
Не знали послы Измаила, что царь Иван Васильевич к этой поре
обменялся дарами с Девлет-Гиреем. Заискивал крымский хан перед Москвой, -
отослал посла Нагого, освободив из Мангупской крепости, обменял и Семена
Мальцева. Обоих допустили к царю, и рассказал ему Семен о ногайцах, о
своем пленении и турецком походе.
- И крымцы, и ногайцы, и турки одного поля ягодки, - сердито сказал
царь Иван. - Ноне татары бьют челом, Давлет-Гирей в браты лезет, а завтра,
почуя силу и время, врагами станут. Ты, Семен, - милостиво обратился он к
Мальцеву, - верный наш холоп и жалую тебя дьяком. Летопись пиши об
Астраханском оборонении... Ногайцев же на свои очи не пущу, хоть и зовусь
братом их князя Измаила...
Ссылаясь на болезнь, царь не принял послов из Сарайчика, доверив
переговоры с ними думному дьяку. Переговоры шли в Посольском приказе.
Сидел дьяк на резной скамье, одетый в тяжелую шубу, крытую парчой, в
высокой горностаевой шапке. По жирному лицу его, обрамленному дремучей
бородищей, катился обильный пот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264