"
Но горщики и солевары топорами рубили лари и запоры в плотине.
- Пусть сгинет все, намаялись мы! - кричал Елистрат и подбадривал
товарищей: - Хлеще руби, хлеще!..
В пролом рванулась и зашумела вода, быстро заполнила низины, подошла
к варницам и устремилась к руднику.

Ерошка Рваный, годов под пятьдесят солевар, весь изъеденный едким
рассолом, с глазами мученика, первый бросил ковш в цырен и сказал с
сердцем:
- Хватит, наробились на господина, всех заживо изъело! Бросай,
братцы, работу!
Он широко распахнул дверь. Солнце золотыми потоками ворвалось в
солеварню. Ерошка расправил спину и всей грудью захватил вешний воздух,
даже шатнуло ветром: голова закружилась.
- Гляди, ребята, какая лепость! - с изумленным восхищением сказал он.
И ему показалось, что он впервые видит синие леса, разливы Камы и зеленое
поле-полюшко. Так неожиданно прекрасно было все кругом.
За Ерошкой бросил ковш повар, кузнецы-цыренники побросали скребки,
подварки, молоты и клещи, перестали стучать топорами плотники, выбежали
дровоклады и другие варничные ярыжки, - одни сушили соль на полатях, а
другие грузили ее на суда вешних караванов; за ними стайкой вылетали
женки, которые на спине таскали в амбары кули с солью.
- Братцы, слышишь, как дивно жаворонушко распевает! - с большой,
неизведанной доселе радостью сказал Ерошка, и все устремили глаза вверх. И
может быть они впервые за всю свою жизнь почувствовали земную красоту.
- Жаворонушка, милая птаха, - прошептала вековуша Алена...
Желтый дым над варницами стал редеть, таять, и вскоре до яркой сини
прояснилось небо. Из-за тучки брызнуло солнце и заиграло миллионами
блесток распыленной и просыпанной соли. Она была повсюду: и дороги белели
от нее, и на лугах образовался белесый налет, и к амбарам тропы были
покрыты хрустящей солью.
- Эх, милые, не только себя просолили, но и землю кругом досыта! - с
горькой усмешкой вымолвил Ерошка.
- Не соль это, а застывшие наши слезы! - отозвалась большеглазая
девка Аннушка. - Дай хоть денек порадуемся, милые! - и она запела приятным
грудным голосом:
Все бы я по бережку ходила,
Самоцветные камешки сбирала,
Из камешек огонечек добывала.
Не во каждом камешке огонечек,
Не во каждом милом совесть-правда...
- Ах, певуньи, весна идет! - обрадованно крикнул молодой солевар. И
на его выкрик, словно давно ждала зова вещунья, закуковала кукушка.
Несложна птичья песня, а издревле манит она, и все заслушались,
задумались. Солеварам показалась она мелодичной, как нежное дыхание весны.
Как не радоваться и как не петь, когда впервые по своему хотенью
расправились плечи. Еще вчера чернолесье выглядело желтовато-коричневым, а
сегодня под солнышком подернулось зеленоватой дымкой. И вот наклюнулись,
показались и стали разворачиваться крошечные липкие листочки. То, чего
раньше не видели, не слышали, все вдруг обернулось и заиграло во всей
своей прелести. Чуткий слух уловил далекие протяжные трубные звуки:
"Кур-лы! Кур-лы!". Над лесом, с полуденной стороны, минуя варницы, высоко
летели перелетные птицы.
- Жураву-шки-и! - ласково крикнула девка и затопала - пошла в пляс...
На дальней дороге, которая взбегала на бугор, мелькнул угловатый
всадник в тигилее. Широко расставив локти, он торопливо бил пятками в
конские бока, - шибко погонял каурого.
Старый солевар Андрон, весь изъеденный рассолом, слезящимися глазами
взглянул на гонца и нахмурился:
- Андрейкоо Мулдышка - послух Свирида - погнал к Строганову. Вот,
ребятушки, видать, и празднику скоро конец. Спустят нам портки... Эхх...
Все стихли. И птичьи песни будто ветром в сторону отнесло. Старик
удрученно обронил:
- Ну, жди, смерды, нагрянут ноне казаки!
Ерошка Рваный вспыхнул:
- Чего раскаркался, как ворона перед ненастьем.
Ежели спужался хозяйскоой длани, так уходи! Лучше смерть, чем
каторга! - отыскивая сочувствие, он оглянулся на солеваров, но те стояли
понурив головы, избегая встретиться с ним взглядом.
"Покорны, как волы в ярме", - с досадой подумал Ерошка и с жаром
вымолвил:
- Коли спужались ответ держать за правду, вяжите меня всем миром,
один за всех пострадаю!
Никто не отозвался, все расходились. Тишина плотно легла на землю.
Словно сон охватил строгановские края: не дымились варницы, не звякала
кирка о рудный камень, не хлопал кнут погонщика, не скрипело большое
маховое колесо, вытаскивая бадьи с рудой из шахты. Ерошка ободрился и
крикнул уходящим вслед:
- Гляди, что робит смелый человек! Захочет - все загремит, бросит -
все станет, замрет. Вот она сила в чьих руках!
Подняв горделиво голову, он вошел в варницу. В большом, скованном из
железных пластин цырене стыл раствор. По закрайкам корыта толстой губой
нарастала соль, соляные сосульки повисли с цыренов, с матиц, - не
клубились соляные пары.
"Ушли все", - довольно подумал Ерошка и захлопнул дверь. Солевар
убрел к реке, к широкой светлой Каме, и задумался. Лют Строганов, не
простит он возмутительства, и что только теперь будет?
Однако не сдался Ерошка, надвинул набекрень колпак и сказал себе:
"Ну, солевар, шагай к горщикам! Ум хорошо, а два лучше!".
Он вспомнил Евстрата Редькина и повеселел. Этот не выдаст! Смел,
умен, - и ух, как ненавидит господина!..

Семен Аникиевич накинул наспех на костлявые плечи лисью шубу, надел
высокие валенки, хотя на дворе стояла жарынь, и без шапки, с
взлохмаченными волосами, бросился в большую бревенчатую избу - казачье
жило. Степенность и важность словно ветром с него сдуло. Всего трясло, и
все внутри кипело от возмущения, - так и вцепился бы зубами в холопское
горло. Николи этого не бывало, чтобы в его вотчинах смерды голос поднимали
и по своей воле покидали работу!
Еще с порога взбешенный Строганов гаркнул на всю избу:
- Ермака мне! Беда, ух и беда!..
Видя донельзя переполошенного хозяина, казаки повскакали с нар,
сотники схватились за пищали.
- Орда набежала?
- Бей их! - кто-то зычно закричал: - Не щади грабежников!
- Горшая беда стряслась! - выговорил, схватясь за сердце, Семен
Аникиевич, обмяк и повалился на скамью: - Ухх...
- Пожар?
- Пожар, - отозвался Строганов. - Люди, смерды мои, злом зажглись.
Смуту затеяли, душегубство сотворили - приказчика Свирида кайлом по башке
ухайдакали. Землица наша дальняя, народ набежал всякий, беспокойный, и жди
от них худа!.. Ермак!..
Атаман вошел в круг, руки его спокойно лежали на крыже меча.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264