- По-моему, ничто не мешает.
- К моему положению в обществе он не может придраться,
значит, дело во мне самом. Что он имеет против меня? Я в жизни
не причинил никому зла. А этот субъект даже близко меня к ней
не хочет подпускать.
- Он так и сказал?
- Да, и добавил кое-что сверх этого. Знаете, Уотсон, я
ведь познакомился с ней всего несколько недель назад, но мне с
первой же встречи стало ясно, что эта женщина создана для меня.
И она... она тоже... ей было хорошо со мной, я готов поклясться
в этом! Женские глаза говорят лучше слов. Но он противился
нашему сближению, и я только сегодня улучил возможность
поговорить с ней наедине. Она с радостью согласилась на это
свидание, но, как вы думаете, зачем? Чтобы говорить о нашей
любви? Нет, будь ее воля, она и меня заставила бы замолчать. У
нее одно на языке: здесь опасно, и она не успокоится до тех
пор, пока я не уеду из Баскервиль-холла.. Я сказал, что после
встречи с ней никуда отсюда не уеду, а если это так уж
необходимо, пусть уезжает вместе со мной. Одним словом, я
сделал ей предложение, но она даже не успела ответить мне,
потому что в эту минуту ее милейший братец налетел на нас как
сумасшедший. Он был весь белый от ярости, а его бесцветные
глазки буквально метали искры. Что я себе позволил! Как я смею
приставать к женщине со своими ухаживаниями, которые ничего не
вызывают у нее, кроме отвращения! Я, вероятно, воображаю, что
баронету все дозволено? Не будь он ее братом, я бы знал, как
ему ответить! Пришлось сказать только, что ничего позорного в
моих чувствах нет и что я надеюсь иметь честь назвать
когда-нибудь мисс Стэплтон своей женой. Но это ничему не
помогло, и под конец я тоже вышел из себя и погорячился, а
горячиться не следовало, принимая во внимание, что она стояла
тут же. После этого он удалился вместе с ней, как вы сами
видели, а я остался один в полном недоумении. Теперь, Уотсон,
объясните мне, что все это значит, и я ввек не забуду вам
такого одолжения!
Я прикинул мысленно и так и эдак, но, по правде сказать,
вся эта история повергла меня в не меньшее недоумение. Титул
нашего друга, его богатство, молодость, характер, наружность -
все говорит в его пользу, и я не знаю за ним ничего дурного,
кроме, пожалуй, темного рока, тяготеющего над его семьей.
Да, странно, что предложение сэра Генри было отвергнутое
такой резкостью и даже без всякой ссылки на желание самой
девушки. Странно и то, что она отнеслась ко всему происходящему
столь безучастно. Впрочем, наши сомнения разрешил в тот же день
сам Стэплтон. Он явился с извинениями за грубость, долго
беседовал с сэром Генри в его кабинете, и ссоры как не бывало,
- мы получили на будущую пятницу приглашение к обеду в
Меррипит-хаус.
- Я все же не перестал сомневаться в нормальности этого
человека,- сказал сэр Генри,- у меня до сих пор стоит перед
глазами его лицо, когда он накинулся на нас сегодня утром, но
надо отдать ему справедливость, извинения были исчерпывающи, к
ним не придерешься.
- А как он объяснил свою вспышку?
- Сестра для него все. Это понятно, и я очень рад, что он
знает ей цену. Они всю жизнь прожили вместе, и, если верить
ему, других близких людей у него нет, так что возможность
разлуки с ней приводит его в ужас. Он будто бы не догадывался о
моих чувствах, а убедившись в них собственными глазами, понял,
что сестру могут отнять у него, и при одной этой мысли потерял
над собой всякую власть. Он очень сожалеет о случившемся и
признает, что эгоистично и глупо с его стороны думать, будто бы
можно удержать около себя такую красивую женщину, как мисс
Стэплтон. Если разлука с ней неизбежна, то пусть уж разлучником
буду я, их сосед. Так или иначе, это для него большой удар, и
вряд ли ему удастся скоро примириться с ним. Но он не будет нам
препятствовать, если я пообещаю молчать о своей любви в течение
ближайших трех месяцев и довольствоваться только дружбой его
сестры. Я пообещал, и на том дело и кончилось.
Как видите, одна из наших маленьких тайн разъяснилась. А
нащупать ногами дно в этой трясине, где мы барахтаемся, дело
нешуточное. Теперь нам известно, почему Стэплтон так
неодобрительно относился к поклоннику своей сестры - к такому
завидному поклоннику, как сэр Генри.
А теперь я потяну за другую ниточку, которую мне удалось
высвободить из этого спутанного клубка. Перейдем к таинственным
ночным рыданиям, к заплаканному лицу миссис Бэрримор и
загадочным путешествиям дворецкого к окну, выходящему на
болота. Поздравьте меня, дорогой Холмс, и скажите, что вы не
разочаровались в своем помощнике. Доверие, которое вы мне
оказали, послав меня сюда, вполне оправдано. Чтобы выяснить эту
очередную загадку, понадобилась одна ночь.
Я говорю "одна ночь", но вернее будет сказать "две ночи",
ибо в первую мы ничего не дознались. Мы с сэром Генри сидели в
его комнате чуть ли не до трех часов утра, но так ничего и не
услышали, кроме боя часов на лестнице. Это томительное бдение
закончилось тем, что и сэр Генри и ваш покорный слуга оба
заснули, сидя в креслах. Впрочем, эта неудача нас не
обескуражила, решено было попробовать еще раз. На следующую
ночь мы прикрутили фитиль у лампы и сидели, куря папиросу за
папиросой, в полном молчании. Время тянулось невероятно
медленно, но нас подбадривал тот же азарт, какой бывает у
охотника, терпеливо подстерегающего дичь у капкана.
Пробило час, два, и мы уже были готовы отчаяться, как
вдруг усталости нашей словно не бывало - и я и сэр Генри оба
невольно выпрямились. В коридоре послышался скрип половиц.
Крадущиеся шаги поравнялись с нашей комнатой и мало-помалу
замерли вдали. Баронет бесшумно открыл дверь. Мы отправились
следом за нашей дичью. Она уже успела пройти галерею, а в
коридоре была полная темнота. Соблюдая всяческую осторожность,
мы дошли до дальнего крыла, и там перед нами промелькнула
фигура высокого человека с черной бородой, который на цыпочках,
ссутулив плечи, ступал по коридору. Вот он шмыгнул в ту же
дверь, свеча на секунду осветила ее, а потом в темный коридор
потянулся тоненький желтый луч. Мы двигались к этому лучу,
пробуя каждую половицу, прежде чем ступить на нее. Мы были
босиком, и все же старые половицы стонали и поскрипывали под
тяжестью наших шагов. Мне казалось, что их нельзя не услышать,
но, к счастью, Бэрримор действительно туг на ухо, да к тому же
он был слишком поглощен своим делом.
Добравшись наконец до двери, мы заглянули в комнату.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359