Схватив с одной из стен алебарду, я поставил свечу на
пол, прокрался на цыпочках по коридору и заглянул в открытую
дверь библиотеки.
Дворецкий Брайтон, совершенно одетый, сидел в кресле. На
коленях у него был разложен лист бумаги, похожий на
географическую карту, и он смотрел на него в глубокой
задумчивости. Остолбенев от изумления, я не шевелился и
наблюдал за ним из темноты. Комната была слабо освещена огарком
свечи. Вдруг Брайтон встал, подошел к бюро, стоявшему у стены,
отпер его и выдвинул один из ящиков. Вынув оттуда какую-то
бумагу, он снова сел на прежнее место, положил ее на стол возле
свечи, разгладил и стал внимательно рассматривать. Это
спокойное изучение наших фамильных документов привело меня в
такую ярость, что я не выдержал, шагнул вперед, и Брайтон
увидел, что я стою в дверях. Он вскочил, лицо его позеленело от
страха, и он поспешно сунул в карман похожий на карту лист
бумаги, который только что изучал.
"Отлично! - сказал я.- Вот как вы оправдываете наше
доверие! С завтрашнего дня вы уволены".
Он поклонился с совершенно подавленным видом и
проскользнул мимо меня, не сказав ни слова. Огарок остался на
столе, и при его свете я разглядел бумагу, которую Брайтон
вынул из бюро. К моему изумлению, оказалось, что это не
какой-нибудь важный документ, а всего лишь копия с вопросов и
ответов, произносимых при выполнении одного оригинального
старинного обряда, который называется у нас "Обряд дома
Месгрейвов". Вот уже несколько веков каждый мужчина из нашего
рода, достигнув совершеннолетия, выполняет известный
церемониал, который представляет интерес только для членов
нашей семьи или, может быть, для какого-нибудь археолога - как
вообще вся наша геральдика, - но никакого практического
применения иметь не может.
- К этой бумаге мы еще вернемся, - сказал я Месгрейву.
- Если вы полагаете, что это действительно необходимо...
- с некоторым колебанием ответил мой собеседник. - Итак, я
продолжаю изложение фактов. Замкнув бюро ключом, который
оставил Брайтон, я уже собирался было уходить, как вдруг с
удивлением увидел, что дворецкий вернулся и стоит передо мной.
"Мистер Месгрейв, - вскричал он голосом, хриплым от
волнения, - я не вынесу бесчестья! Я человек маленький, но
гордость у меня есть, и бесчестье убьет меня. Смерть моя будет
на вашей совести, сэр, если вы доведете меня до отчаяния!
Умоляю вас, если после того, что случилось, вы считаете
невозможным оставить меня в доме, дайте мне месяц сроку, чтобы
я мог сказать, будто ухожу добровольно. АА быть изгнанным на
глазах у всей прислуги, которая так хорошо меня знает, - нет,
это выше моих сил!"
"Вы не стоите того, чтобы с вами особенно церемонились,
Брайтон, - ответил я. - Ваш поступок просто возмутителен. Но
так как вы столько времени прослужили в нашей семье, я не стану
подвергать вас публичному позору. Однако месяц - это слишком
долго. Можете уйти через неделю и под каким хотите предлогом".
"Через неделю, сэр? - вскричал он с отчаянием. - О,
дайте мне хотя бы две недели!"
"Через неделю, - повторил я, - и считайте, что с вами
обошлись очень мягко".
Низко опустив голову, он медленно побрел прочь, совершенно
уничтоженный, а я погасил свечу и пошел к себе.
В течение двух следующих дней Брайтон самым тщательным
образом выполнял свои обязанности. Я не напоминал ему о
случившемся и с любопытством ждал, что он придумает, чтобы
скрыть свой позор. Но на третий день он, вопреки обыкновению,
не явился ко мне за приказаниями. После завтрака, выходя из
столовой, я случайно увидел горничную Рэчел Хауэлз. Как я уже
говорил вам, она только недавно оправилась после болезни и
сейчас была так бледна, у нее был такой изнуренный вид, что я
даже пожурил ее за то, что она начала работать.
"Напрасно вы встали с постели, - сказал я. - Приметесь
за работу, когда немного окрепнете".
Она взглянула на меня с таким странным выражением, что я
подумал, уж не подействовала ли болезнь на ее рассудок.
"Я уже окрепла, мистер Месгрейв", - ответила она.
"Посмотрим, что скажет врач, - возразил я. - А пока что
бросьте работу и идите вниз. Кстати, скажите Брайтону, чтобы он
зашел ко мне".
"Дворецкий пропал", - сказала она.
"Пропал?! То есть как пропал?"
"Пропал. Никто не видел его. В комнате его нет. Он пропал,
да-да, пропал!"
Она прислонилась к стене и начала истерически хохотать, а
я, напуганный этим внезапным припадком, подбежал к колокольчику
и позвал на помощь. Девушку увели в ее комнату, причем она все
еще продолжала хохотать и рыдать, я же стал расспрашивать о
Брайтоне. Сомнения не было: он исчез. Постель оказалась
нетронутой, и никто не видел его с тех пор, как он ушел к себе
накануне вечером. Однако трудно было бы себе представить, каким
образом он мог выйти из дому, потому что утром и окна и двери
оказались запертыми изнутри. Одежда, часы, даже деньги Брайтона
- все было в его комнате, все, кроме черной пары, которую он
обыкновенно носил. Не хватало также комнатных туфель, но сапоги
были налицо. Куда же мог уйти ночью дворецкий Брайтон, и что с
ним сталось?
Разумеется, мы обыскали дом и все службы, но нигде не
обнаружили его следов. Повторяю, наш дом - это настоящий
лабиринт, особенно самое старое крыло, теперь уже необитаемое,
но все же мы обыскали каждую комнату и даже чердаки. Все наши
поиски оказались безрезультатными. Мне просто не верилось,
чтобы Брайтон мог уйти из дому, оставив все свое имущество, но
ведь все-таки он ушел, и с этим приходилось считаться. Я вызвал
местную полицию, но ей не удалось что-либо обнаружить. Накануне
шел дождь, и осмотр лужаек и дорожек вокруг дома ни к чему не
привел. Так обстояло дело, когда новое событие отвлекло наше
внимание от этой загадки.
Двое суток Рэчел Хауэлз переходила от бредового состояния
к истерическим припадкам. Она была так плоха, что приходилось
на ночь приглашать к ней сиделку. На третью ночь после
исчезновения Брайтона сиделка, увидев, что больная спокойно
заснула, тоже задремала в своем кресле. Проснувшись рано утром,
она увидела, что кровать пуста, окно открыто, а пациентка
исчезла. Меня тотчас разбудили, я взял с собой двух лакеев и
отправился на поиски пропавшей. Мы легко определили, в какую
сторону она убежала: начинаясь от окна, по газону шли следы,
которые кончались у пруда рядом с посыпанной гравием дорожкой,
выводившей из наших владений. Пруд в этом месте имеет восемь
футов глубины;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359