Я попыталась было, когда переехала в Кройдон, и мы
жили вместе до недавнего времени - всего месяца два прошло,
как мы расстались. Не хочется говорить плохое про родную
сестру, но она, Сара, всегда лезет не в свое дело и
привередничает.
- Вы говорите, что она поссорилась с вашими
ливерпульскими родственниками?
- Да, а одно время они были лучшими друзьями. Она даже
поселилась там, чтобы быть рядом с ними. А теперь не знает, как
покрепче обругать Джима Браунера. Последние полгода, что она
жила здесь, она только и говорила, что о его пьянстве и
скверных привычках. Наверно, он поймал ее на какой-нибудь
сплетне и сказал ей пару теплых слов; ну, тут все и началось.
- Благодарю вас, мисс Кушинг, - сказал Холмс, вставая и
откланиваясь. - Ваша сестра Сара живет, кажется, в
Уоллингтоне, на Нью-стрит? Всего хорошего, мне очень жаль, что
пришлось вас побеспокоить по делу, к которому, как вы и
говорите, вы не имеете никакого отношения.
Когда мы вышли на улицу, мимо проезжал кэб, и Холмс
окликнул его.
- Далеко ли до Уоллингтона? - спросил он.
- Всего около мили, сэр.
- Отлично. Садитесь, Уотсон. Надо ковать железо, пока
горячо. Хоть дело и простое, с ним связаны кое-какие
поучительные детали. Эй, остановитесь возле телеграфа, когда
будем проезжать мимо.
Холмс отправил короткую телеграмму и всю остальную часть
пути сидел в кэбе, развалившись и надвинув шляпу на нос, чтобы
защититься от солнца. Наш возница остановился у дома, похожего
на тот, который мы только что покинули. Мой спутник приказал
ему подождать, но едва он взялся за дверной молоток, как дверь
отворилась, и на пороге появился серьезный молодой джентльмен в
черном, с очень блестящим цилиндром в руке.
- Мисс Кушинг дома? - спросил Холмс.
- Мисс Сара Кушинг серьезно больна, - ответил тот. - Со
вчерашнего дня у нее появились симптомы тяжелого мозгового
заболевания. Как ее врач, я ни в коем случае не могу взять на
себя ответственность и пустить к ней кого-либо. Советую вам
зайти дней через десять.
Он надел перчатки, закрыл дверь и зашагал по улице.
- Ну что ж, нельзя - значит, нельзя, - бодро сказал
Холмс.
- Вероятно, она и не смогла бы, а то и не захотела бы
много вам сказать.
- А мне вовсе и не нужно, чтобы она мне что-нибудь
говорила. Я хотел только посмотреть на нее. Впрочем, по-моему,
у меня и так есть все, что надо... Отвезите нас в какой-нибудь
приличный отель, где можно позавтракать, а потом мы поедем к
нашему другу Лестрейду в полицейский участок.
Мы отлично позавтракали; за столом Холмс говорил только о
скрипках и с большим воодушевлением рассказал, как он за
пятьдесят пять шиллингов купил у одного еврея, торгующего
подержанными вещами на Тоттенхем-Корт-роуд, скрипку
Страдивариуса, которая стоила по меньшей мере пятьсот гиней. От
скрипок он перешел к Паганини, и мы около часа просидели за
бутылкой кларета, пока он рассказывал мне одну за другой
истории об этом необыкновенном человеке. Было уже далеко за
полдень, и жаркий блеск солнца сменился приятным мягким светом,
когда мы приехали в полицейский участок. Лестрейд ждал нас у
двери.
- Вам телеграмма, мистер Холмс, - сказал он.
- Ха, это ответ! - Он распечатал ее, пробежал глазами и
сунул в карман. - Все в порядке, - сказал он.
- Вы что-нибудь выяснили?
- Я выяснил все!
- Что? - Лестрейд посмотрел на него в изумлении. - Вы
шутите.
- Никогда в жизни не был серьезнее. Совершено ужасное
преступление, и теперь, мне кажется, я раскрыл все его детали.
- А преступник?
Холмс нацарапал несколько слов на обороте своей визитной
карточки и бросил ее Лестрейду.
- Вот о ком идет речь, - сказал он. - Произвести арест
можно будет самое раннее завтра вечером. Я просил бы вас не
упоминать обо мне в связи с этим делом, ибо я хочу, чтобы мое
имя называли только в тех случаях, когда разгадка преступления
представляет известную трудность. Идемте, Уотсон.
Мы зашагали к станции, а Лестрейд так и остался стоять,
восхищенно глядя на карточку, которую бросил ему Холмс.
- В этом деле, - сказал Шерлок Холмс, когда мы, закурив
сигары, беседовали вечером в нашей квартире на Бейкер-стрит, -
как и в расследованиях, которые вы занесли в свою хронику под
заглавиями "Этюд в багровых тонах" и "Знак четырех", мы были
вынуждены рассуждать в обратном порядке, идя от следствий к
причинам. Я написал Лестрейду с просьбой сообщить нам
недостающие подробности, которые он узнает только после того,
как возьмет преступника. А об этом можно не беспокоиться,
потому что, несмотря на полное отсутствие ума, он вцепится, как
бульдог, если поймет, что надо делать; эта-то цепкость и
помогла ему сделать карьеру в Скотленд-Ярде.
- Значит, вам еще не все ясно? - спросил я.
- В основном все. Мы знаем, кто совершил это
отвратительное преступление, хотя одна из жертв нам еще
неизвестна. Конечно, вы уже пришли к какому-то выводу.
- Очевидно, вы подозреваете этого Джима Браунера, стюарда
с ливерпульского парохода?
- О! Это больше чем подозрение.
- И все же я не вижу ничего, кроме весьма неопределенных
указаний.
- Напротив, по-моему, ничто не может быть яснее. Давайте
еще раз пройдем по основным этапам нашего расследования. Как вы
помните, мы подошли к делу абсолютно непредвзято, что всегда
является большим преимуществом. У нас не было заранее
построенной теории. Мы просто отправились туда, чтобы наблюдать
и делать выводы из наших наблюдений. Что мы увидели прежде
всего? Очень спокойную и почтенную женщину, судя по всему, не
имеющую никаких тайн, и фотографию, из которой я узнал, что у
нее есть две младших сестры. Тогда же у меня мелькнула мысль,
что коробка могла предназначаться одной из них. Но я оставил
эту мысль, решив, что подтвердить ее или опровергнуть еще
успею. Затем, как вы помните, мы пошли в сад и увидели
необычайное содержимое маленькой желтой коробки.
Веревка была такая, какой шьют паруса, и в нашем
расследовании сразу же запахло морем. Когда я заметил, что она
завязана распространенным морским узлом, что посылка была
отправлена из порта и что в мужском ухе сделан прокол для
серьги, а это чаще встречается у моряков, чем у людей
сухопутных, мне стало совершенно ясно, что всех актеров этой
трагедии надо искать поближе к кораблям и к морю.
Рассмотрев надпись на посылке, я обнаружил, что она
адресована мисс С. Кушинг. Самая старшая сестра была бы,
разумеется, просто мисс Кушинг, но хотя ее имя начинается на
"С", с этой же буквы могло начинаться имя и одной из двух
других.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359