Но ты
увидел, что я выходила, и с этого начались все мои беды. На
другой день мне пришлось отдаться на твою милость, и ты из
благородства не стал допытываться. Но на третий день, когда ты
ворвался в коттедж с парадного, няня с ребенком едва успели
убежать через черный ход. И вот сегодня ты все узнал, и я
спрашиваю тебя: что с нами будет теперь - со мной и с моим
ребенком? - Она сжала руки и ждала ответа.
Две долгих минуты Грэнт Манро не нарушал молчания, и когда
он ответил, это был такой ответ, что мне и сейчас приятно его
вспомнить. Он поднял девочку, поцеловал и затем, держа ее на
одной руке, протянул другую жене и повернулся к двери.
- Нам будет удобней поговорить обо всем дома, - казал
он. - Я не очень хороший человек, Эффи, но, кажется мне, все
же не такой дурной, каким ты меня считала.
Мы с Холмсом проводили их до поворота, и, когда мы вышли
на проселок, мой друг дернул меня за рукав.
- Полагаю, - сказал он, - в Лондоне от нас будет больше
пользы, чем в Норбери.
Больше он ни слова не сказал об этом случае вплоть до
поздней ночи, когда, взяв зажженную свечу, он повернулся к
двери, чтобы идти в свою спальню.
- Уотсон, - сказал он, - если вам когда-нибудь
покажется, что я слишком полагаюсь на свои способности или
уделяю случаю меньше старания, чем он того заслуживает,
пожалуйста, шепните мне на ухо: "Норбери" - и вы меня
чрезвычайно этим обяжете.
Перевод М. Вольпин

Артур Конан-Дойль. "Глория Скотт"
- У меня здесь кое-какие бумаги, - сказал мой друг
Шерлок Холмс, когда мы зимним вечером сидели у огня. - Вам не
мешало бы их просмотреть, Уотсон. Это документы, касающиеся
одного необыкновенного дела - дела "Глории Скотт". Когда
мировой судья Тревор прочитал вот эту записку, с ним случился
удар, и он, не приходя в себя, умер.
Шерлок Холмс достал из ящика письменного стола потемневшую
от времени коробочку, вынул оттуда и протянул мне записку,
нацарапанную на клочке серой бумаги. Записка заключала в себе
следующее:
"С дичью дело, мы полагаем, закончено. Глава предприятия
Хадсон, по сведениям, рассказал о мухобойках все. Фазаньих
курочек берегитесь".
Когда я оторвался от этого загадочного письма, то увидел,
что Холмс удовлетворен выражением моего лица.
- Вид у вас довольно-таки озадаченный, сказал он.
- Я не понимаю, как подобная записка может внушить
кому-нибудь ужас. Мне она представляется нелепой.
- Возможно. И все-таки факт остается фактом, что вполне
еще крепкий пожилой человек, прочитав ее, упал, как от
пистолетного выстрела.
- Вы возбуждаете мое любопытство, - сказал я. - Но
почему вы утверждаете, что мне необходимо ознакомиться с этим
делом?
- Потому что это - мое первое дело.
Я часто пытался выяснить у своего приятеля, что толкнуло
его в область расследования уголовных дел, но до сих пор он ни
разу не пускался со мной в откровенности. Сейчас он сел в
кресло и разложил бумаги на коленях. Потом закурил трубку,
некоторое время попыхивал ею и переворачивал страницы.
- Вы никогда не слышали от меня о Викторе Треворе? -
спросил Шерлок Холмс. - Он был моим единственным другом в
течение двух лет, которые я провел в колледже. Я не был
общителен, Уотсон, я часами оставался один в своей комнате,
размышляя надо всем, что замечал и слышал вокруг, - тогда как
раз я и начал создавать свой метод. Потому-то я и не сходился в
колледже с моими сверстниками. Не такой уж я любитель спорта,
если не считать бокса и фехтования, словом, занимался я вовсе
не тем, чем мои сверстники, так что точек соприкосновения у нас
было маловато. Тревор был единственным моим другом, да и
подружились-то мы случайно, по милости его терьера, который
однажды утром вцепился мне в лодыжку, когда я шел в церковь.
Начало дружбы прозаическое, но эффективное. Я пролежал десять
дней, и Тревор ежедневно приходил справляться о моем здоровье.
На первых порах наша беседа длилась не более минуты, потом
Тревор стал засиживаться, и к концу семестра мы с ним были уже
близкими друзьями. Сердечный и мужественный, жизнерадостный и
энергичный, Тревор представлял собой полную противоположность
мне, и все же у нас было много общего. Когда же я узнал, что у
него, как и у меня, нет друзей, мы сошлись с ним еще короче.
В конце концов он предложил мне провести каникулы в имении
его отца в Донифорпе, в Норфолке, и я решил на этот месяц
воспользоваться его гостеприимством...
У старика Тревора, человека, по-видимому, состоятельного и
почтенного, было имение. Донифорп - это деревушка к северу от
Лагмера, недалеко от Бродз. Кирпичный дом Тревора, большой,
старомодный, стоял на дубовых сваях. В тех местах можно было
отлично поохотиться на уток, половить рыбу. У Треворов была
небольшая, но хорошо подобранная библиотека. Как я понял, ее
купили у бывшего владельца вместе с домом. Кроме того, старик
Тревор держал сносного повара, так что только уж очень
привередливый человек не провел бы здесь приятно время.
Тревор давно овдовел. Кроме моего друга, детей у него не
было. Я слышал, что у него была еще дочь, но она умерла от
дифтерита в Бирмингеме, куда ездила погостить. Старик, мировой
судья, заинтересовал меня. Человек он был малообразованный, но
с недюжинным умом и очень сильный физически. Едва ли он читал
книги, зато много путешествовал, много видел и все запоминал. С
виду это был коренастый, плотный человек с копной седых волос,
с загорелым, обветренным лицом и голубыми глазами. Взгляд этих
глаз казался колючим, почти свирепым, и все-таки в округе он
пользовался репутацией человека доброго и щедрого, был хорошо
известен как снисходительный судья.
Как-то вскоре после моего приезда, мы сидели после обеда
за стаканом портвейна. Молодой Тревор заговорил о моей
наблюдательности и моем методе дедукции, который мне уже
удалось привести в систему, хотя тогда я еще не представлял
себе точно, какое он найдет применение в дальнейшем. Старик,
по-видимому, считал, что его сын преувеличивает мое искусство.
- Попробуйте ваш метод на мне, мистер Холмс, - со смехом
сказал он: в тот день он был в отличном расположении духа, - я
прекрасный объект для выводов и заключений.
- Боюсь, что о вас я немногое могу рассказать, - заметил
я. - Я лишь могу предположить, что весь последний год вы
кого-то опасались.
Смех замер на устах старика, и он уставился на меня в
полном недоумении.
- Да, это правда, - подтвердил он и обратился к сыну: -
Знаешь, Виктор, когда мы разогнали шайку браконьеров, они
поклялись, что зарежут нас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359