- Бэрримор в обиде на нас, - сказал сэр Генри. - С
нашей стороны, видите ли, было нечестно преследовать его
шурина, тайну которого он выдал нам по собственной воле.
Дворецкий стоял бледный, но держал себя в руках.
- Я, может быть, погорячился, сэр, но в таком случае
прощу прощения. Но все же меня очень удивило, когда я услышал
ваши шаги на рассвете и узнал, что вы хотели поймать Селдена.
Незачем мне наводить людей на его след - ему, несчастному, и
без того плохо.
- Если б вы действительно выдали Селдена по собственной
воле, это было бы совсем другое дело,- сказал баронет.- Но
ведь вы, вернее, ваша жена признались во всем только под нашим
нажимом. Вам ничего другого не оставалось.
- Я не думал, что вы воспользуетесь моим признанием, сэр
Генри. Никак не думал.
- Селден опасен для общества. Ведь он ни перед чем не
остановится, по его физиономии видно! Вспомните, как редко
здесь встречается жилье. Ваять хотя бы мистера Стэплтона - в
случае нападения ему надеяться не на что, разве только на
собственные силы. Нет, пока этого человека не посадят под
замок, мы не можем чувствовать себя в безопасности!
- Селден никого не тронет, сэр, клянусь вам! Для здешних
жителей он теперь не страшен. Поверьте мне, сэр Генри, через
несколько дней все будет улажено и он уедет в Южную Америку,
Умоляю вас, не сообщайте полиции, что Селден все еще здесь, на
болотах. Его уже перестали искать, и он может спокойно
дождаться парохода. Если вы донесете на него, нам с женой
несдобровать. Прошу вас, сэр, не обращайтесь в полицию!
- Уотсон, что вы на это скажете?
Я пожал плечами:
- Если этот человек уберется из Англии, налогоплательщики
вздохнут свободнее.
- А вдруг он натворит каких-нибудь бед до отъезда?
- Нет, сэр! Ведь не безумный же он! Мы дали ему все, что
нужно. А новое преступление выдаст его с головой.
- Это верно, - сказал сэр Генри. - Хорошо, Бэрримор...
- Да благословит вас бог, сэр! Как я вам благодарен! Если
Селдена поймают, моя жена не перенесет такого горя.
- Выходит, Уотсон, мы с вами укрываем уголовного
преступника. Но у меня, кажется, не хватит теперь духу выдать
его. Хорошо, покончим на этом. Вы можете идти, Бэрримор.
Пробормотав дрогнувшим голосом несколько слов
благодарности, дворецкий пошел к дверям, но на пороге вдруг
остановился.
- Вы так хорошо со мной обошлись, сэр, что мне хочется
как-то отблагодарить вас, - нерешительно начал он. - Я
кое-что знаю, сэр Генри... может быть, напрасно я так долго
молчал, но это выяснилось, когда следствие было уже закончено.
Я еще ни с кем не говорил об этом... Речь идет о смерти сэра
Чарльза.
Мы с баронетом так и подскочили на месте.
- Вам известны обстоятельства его смерти?
- Нет, сэр.
- Тогда что же?
- Я знаю, почему он стоял у калитки в такой поздний час.
У него было свидание с женщиной.
- Свидание с женщиной! У сэра Чарльза!
- Да, сэр.
- Кто она такая?
- Имени ее я вам не скажу, сэр. Я знаю только первые
буквы: "Л. Л.".
- Откуда вам это известно, Бэрримор?
- Сэр Генри, в то утро ваш дядюшка получил письмо. На его
имя обычно приходило очень много писем, ведь он был человек
известный и славился своей добротой. К нему каждый обращался со
своим горем. Но а то утро пришло только одно письмо, почему я
его и запомнил. Почерк на конверте был женский, и на штемпеле
стояло: "Кумби-Треси".
- Дальше?
- Я бы не вспомнил больше об этом письме, если б не жена.
Несколько недель тому назад она принялась за уборку в кабинете
сэра Чарльза - в первый раз после его смерти - и нашла в
глубине камина листок бумаги. Большая часть его превратилась в
пепел, но один маленький кусочек - самый конец - уцелел, и
слова еще можно было разобрать, хотя чернила посерели от огня,
а бумага обуглилась. Это была, наверно, только приписка, и мы
прочли вот что: "Умоляю вас, как джентльмена, сожгите это
письмо и будьте у калитки в десять часов вечера". Внизу стояли
две буквы: "Л. Л.".
- Вы сохранили этот обрывок?
- Нет, сэр. Он рассыпался у меня в руках.
- А до этого сэр Чарльз получал письма, написанные тем же
почерком?
- Не знаю, сэр, не обращал внимания. Да и это письмо
запомнилось мне только потому, что оно было единственное в тот
день.
- И вы не знаете, кто такая "Л. Л."?
- Нет, сэр, понятия не имею. Но я думаю, что, если б нам
удалось разыскать эту леди, мы бы узнали кое-какие подробности
о смерти сэра Чарльза.
- Я просто не понимаю вас, Бэрримор! Как можно было
скрывать до сих пор такие важные сведения?
- Видите ли, сэр, сразу же вслед за этим на нас самих
свалилась беда. Кроме того, мы с женой очень любили сэра
Чарльза и не забывали его благодеяний. Зачем, думаем, ворошить
старое? Нашему несчастному хозяину это уже не поможет, а когда
в дело замешана женщина, тут надо действовать осторожно. Ведь
даже самые достойные люди...
- По-вашему, это может оскорбить его память?
- Да, сэр, я решил, что ничего хорошего из этого не
получится. Но вы были так добры к нам... Мне не захотелось
скрывать от вас то, что знаю.
- Хорошо, Бэрримор, можете идти.
Когда дворецкий вышел, сэр Генри повернулся ко мне:
- Ну, Уотсон, что вы скажете об этом новом луче света?
- По-моему, он еще больше сгустил темноту.
- Да, верно. Но если б нам удалось выследить эту "Л. Л.",
тогда все бы прояснилось. Мы теперь знаем, что есть женщина,
которой многое известно, а это уже серьезное достижение! Надо
только найти ее. Что ж нам теперь делать?
- Немедленно сообщить обо всем Холмсу. Может быть, это
наведет его на нужный след. Я почти уверен, что он сейчас же
приедет сюда.
Я ушел к себе и написал Холмсу подробный отчет о событиях
сегодняшнего утра. Мой друг, по-видимому, очень занят последнее
время, так как письма с Бейкер-стрит становятся все реже и все
короче. В них ни словом не упоминается о моих отчетах, а о цели
моей поездки сюда - лишь вскользь. Дело о шантаже, вероятно,
поглощает все силы Холмса. Но последние события, безусловно,
привлекут его внимание и снова пробудят в нем интерес к нашему
расследованию. Как бы мне хотелось, чтобы он был здесь!
77 октября. Сегодня весь день льет дождь; тяжелые капли
шуршат в густом плюще, падают с карнизов. Я вспомнил
каторжника, скрывающегося в глубине мрачных, открытых небу
торфяных болот. Бедняга! Каковы бы ни были совершенные им
преступления, теперешние его муки в какой-то мере искупают их.
А потом вспомнился мне и тот, другой человек... Лицо,
мелькнувшее в окне кэба, темная фигура, словно вырезанная на
лунном диске.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359